Глаза Олли понимающе блеснули. Николас сразу, как приехал в Лондон, рассказал другу об Авроре и о том, что она узнала, кто такой виконт Хаверинг.
— Плохо дело, старина.
— Я переживаю из-за нее.
— Как ты думаешь, правду ли говорят, что лорд Овертон хотел сделать ее своей любовницей?
Николас презрительно поджал губы:
— Конечно, так и есть. С чего бы ей тогда среди лета, ни е того ни с сего, бежать из дома, где живет ее сестра?
Он ничего не рассказал Олли, когда до него дошли слухи о намерениях Хэла Овертона — отчасти из-за того, что боялся выдать себя, продемонстрировав Олли свое небезразличие к Авроре.
Николас, едва узнав эту новость, хотел было помчаться в Овертон и задушить Хэла. Черт возьми! Пусть только тронет ее хоть пальцем! Хорошо, что она приехала в Лондон. В доме Килкенни ей ничто не угрожает.
Николас положил руку на плечо друга.
— Пошли, Олли. А то дамы нас заждались.
Олли и Николас нырнули в темноту, сойдя с аллеи на Тропу любви.
— Вставай, соня!
Аврора застонала и попыталась откатиться в сторону от руки, трясшей ее за плечо. Тщетно. Наконец она открыла глаза и увидела у своей постели Кэт.
— Который час? — спросила Аврора, садясь в кровати и потирая заспанные глаза.
— Почти восемь, — ответила герцогиня. Глаза ее таинственно сверкали. — Вставай. Сегодня будет для тебя сюрприз.
— Какой сюрприз?
— Скоро узнаешь.
Через полчаса Аврора спустилась вниз, где ее ждали хозяева.
Герцог поклонился и пожелал Авроре доброго утра.
— Насколько я понимаю, герцогиня хочет, чтобы поездка была для вас сюрпризом.
— Значит, сюрпризом будет место назначения? — спросила Аврора, выходя следом за хозяевами из дома к уже приготовленной карете.
— И место, и само событие, — загадочно проговорил герцог, которому, очевидно, тоже нравилось держать Аврору в напряженном ожидании.
— Мы едем к кому-нибудь с визитом? — поинтересовалась Аврора, когда герцог помог ей сесть в карету.
— В некотором смысле мы едем с визитом сразу к нескольким людям, — ответила Кэт.
— Значит, мы едем на ярмарку! — воскликнула Аврора.
— Своего рода ярмарку, — уточнил герцог.
Аврора решила не выказывать нетерпения и стала смотреть в окно. Карета загромыхала по булыжной мостовой. Вскоре послышался колокольный звон. Сегодня колокола звучали совсем не радостно.
— Какой грустный звон, — сказала, ни к кому не обращаясь, Аврора.
Вначале карета ехала довольно быстро, поскольку улицы были почти пусты. Постепенно народу становилось все больше. Толпа заполняла проезжую часть, не давая экипажу продвигаться дальше.
Аврора высунула голову из окна. Перед ней простиралось сплошное море голов. Люди, люди, насколько хватало глаз, сплошное людское море.
— Что происходит? Я столько народу ни разу не видела.
— Народу и впрямь многовато, — спокойно заметил герцог и, поморщившись, неодобрительно взглянул в окно.
Наконец карета остановилась.
— Пошли, Аврора, нам надо забраться на крышу кареты — оттуда будет лучше видно.
— Что видно? — спросила Аврора, в то время как кучер отодвигал народ, чтобы открыть дверь.
— Увидишь, — только и ответила Кэт.
С помощью герцога и кучера Аврора оказалась на крыше кареты.
Она никогда не видела столько людей, собранных вместе, даже в рыночный день в Ирландии. Кое-где виднелись кареты, были и всадники.
Общее настроение было праздничным и веселым. Смеялись, оживленно переругивались, но даже потасовки быстро кончались миром. Уличные торговки, пользуясь случаем, сновали в толпе, продавали свой товар.
— Где мы? — спросила Аврора озадаченно.
И только теперь она увидела это: помосты с виселицами.
Лоточник, стоявший рядом с каретой, заорал:
— Дайте Джемми Тейлору произнести свою предсмертную речь! Пусть скажет что-нибудь до того, как его вздернут!
Аврора окончательно поняла, что происходит и где они находится.
— Вот такова она, наша ярмарка, — заметила Кэтрин. — Ярмарка висельников — так и зовут это в народе. Мы на Тайберне, моя дорогая.
Аврора смотрела на эшафот, на печально известное Тройное дерево Тайберна. Лицо ее побелело как мел. Она вдруг вспомнила о той ужасной ночи, когда увидела своего отца, болтавшегося на веревке.
Аврора не могла дышать. Ей надо было немедленно уйти отсюда, немедленно покинуть это жуткое место. Но она знала, что убежать невозможно. Экипаж Килкенни окружала сплошная стена народа, пробиться через которую не было никакой возможности.
— Мы так долго ждали этого события, — сказал герцог. — С последнего повешения прошло целых шесть недель.
— Ты видишь вон там трибуны? — спросила Кэт.
Аврора молча кивнула.
— Они предназначены для знати. Но мы предпочитаем смотреть с крыши своего экипажа.
Затем герцог пояснил Авроре, что процессия начинается от ворот Ньюгейтской тюрьмы и далее — по Тайбернскому тракту. Единственная остановка — возле церкви Гроба Господня, где приговоренным дают цветы перед тем, как им продолжить путь к виселице.
Аврора только кивала.
— Сегодня повесят тридцать преступников. Один из них — джентльмен Джемми Тейлор, разбойник.
Герцогиня добавила:
— Он такой красивый и доблестный, что десятки женщин писали прошение о его помиловании.
— Но все прошения были отклонены, — язвительно сказал герцог. — Так что он будет болтаться на веревке вместе с остальными.
Герцогиня вдруг выпрямилась и вытянула шею.
— Они едут!
Казалось, все разом повернули голову. Толпа загудела еще громче. Процессию возглавлял шериф. Каждого висельника везли на телеге рядом с собственным гробом. Веревочная петля уже болталась у каждого на шее в качестве мрачного напоминания об их скорой и незавидной участи.
Аврора, насколько это было в ее силах, сдерживала слезы. Между тем толпа расступилась, пропуская процессию.
На первой телеге стоял красивый молодой человек лет двадцати с небольшим, одетый во все белое — от украшенной серебристым кружевом шляпы до чулок. По обе стороны от его телеги шли, рыдая, восемь юных красавиц, тоже во всем белом с головы до ног.
— Джентльмен Джемми Тейлор, — сообщил герцог.
Аврора наклонилась к Кэт и спросила:
— Почему этот человек выглядит так, будто собрался на собственную свадьбу?
— Многие, кто приговорен к повешению, так одеваются. Возможно, они хотят предстать в лучшем виде перед Создателем.
Аврора, онемев от ужаса, смотрела, как молодой разбойник улыбался и кланялся толпе, явно вознамерившись провести последние мгновения своей жизни, наслаждаясь его.
